Катакомбы (Волны Черного моря - 4) - Катаев Валентин Петрович (читать полную версию книги .TXT) 📗
- Превосходные векселя, мсьё! Те же деньги. Вы не пожалеете, если возьмете их, - говорил Колесничук, чувствуя прилив неотразимого коммерческого красноречия. - Что может быть надежнее векселей фирмы "Мефодий Мунтяну и сыновья", Бухарест, Берлин, Вена, Анкара. Монтевидео, телеграфный адрес - "Мунтяну-текстиль"! Вы их можете учесть в любой момент в любом банке Средней Европы и Южной Америки. Может быть, вы думаете, что это бронза? О нет, мсьё! Комиссионный магазин "Жоржъ" достаточно известная фирма. Я вам предлагаю эти векселя, мсьё, исключительно потому, что у меня в данный момент нету свободной наличности. Сегодня же вы, мсьё, учтете эти векселя в отделении Румынского государственного банка, получите наличными деньгами и тем самым сохраните себе свободу, столь драгоценную для каждого интеллигентного человека. А если вам не угодно, мсьё, то как угодно. Я не настаиваю. Тюрьма или свобода! Лично я, мсьё, на вашем месте выбрал бы свободу.
Несчастный Моченых был совершенно оглушен потоком этого красноречия. Он смотрел на разошедшегося Колесничука испуганными, неподвижными глазами кролика. Он быстро согласился. Вероятно, с ним происходило нечто подобное тому, что было с самим Колесничуком, когда негодяй Ионел Миря всучивал ему бронзовые векселя.
Как лунатик, Моченых отправился на Молдаванку за товаром и вскоре привез на ручной тележке две штуки ленинградского трико в бумажной фабричной упаковке - в том самом виде, в каком это трико было в свое время похищено со склада. Колесничук отсчитал ему триста двадцать новеньких оккупационных марок и затем вручил векселя "Мефодий Мунтяну и сыновья", сделав на них, по совету Моченых, предварительно передаточную надпись - "Георгий Колесничук".
Моченых торопливо схватил векселя, с алчностью сунул их куда-то во внутренний карман засаленной тужурки и долго с благодарностью качал руку Колесничука, как насос, обеими руками - потными, дрожащими, пахнущими луком и жареной рыбой.
Как только Моченых, продолжая кланяться и приподнимать пропотевшую фуражку, выскочил из магазина, Колесничук перестал сдерживаться и предался самому необузданному веселью. Он злорадно потирал руки и, раздувая усы, как запорожец, хохотал, падая головой на конторку. Это был миг величайшего его торжества, полного триумфа. Однако он напрасно торжествовал. Судьба готовила ему страшный удар, который обрушился на него неожиданно и беспощадно.
Не прошло и двух дней, как в магазин вошел Ионел Миря. Колесничук не поверил своим глазам. Ему показалось, что он спит. Но, к несчастью, он не спал. Перед ним находился настоящий, вполне реальный, живой Ионел Миря. Он стоял перед конторкой Колесничука, сверкая всеми своими брильянтами, в шляпе канотье, с желтым портфелем под мышкой.
- А! Домнуле Миря! - с ядовитой иронией воскликнул Колесничук. - Рад вас видеть. Как поживаете? Буны зиуа, - прибавил он по-румынски, что означало "здравствуйте".
Однако домнуле Миря пропустил это приветствие мимо ушей, как будто она совершенно не относилось к нему. Он вынул из портфеля визитную карточку и сухо протянул ее Колесничуку. На карточке было напечатано по-русски: "Мирча Флореску, юрист".
- Кто Мирча Флореску? - почти крякнул Колесничук, и вдруг предчувствие какой-то непонятной, но неотвратимой беды закралось в его душу.
Ионел Миря корректно приподнял капотье.
- Я Мирча Флореску, юрист, к вашим услугам, - сказал он официальным тоном и, приоткрыв глаза, вдруг выпустил на Колесничука два ослепительных брильянтовых пучка.
- Слушайте, что вы мне морочите голову! - пробормотал Колесничук. - Я же отлично знаю, что вы Ионел Миря...
Ионел Миря строго нахмурил свои черные широкие брови с железной проседью, и золотой зуб грозно блеснул у него во рту.
- Вы это можете доказать на суде? - сухо спросил он.
Колесничук даже ахнул от возмущения.
- Слушайте... слушайте... - бормотал он, не находя слов и медленно покрываясь краской бессильного гнева. - Слушайте, домнуле, вы просто жулик... Вы арап... Вы... вы... - Наконец он вспомнил настоящее слово: - Вы экскрок, вот вы кто! Экскрок! Самый настоящий экскрок! - с горьким наслаждением тонким голосом выкрикивал Колесничук это зловещее, трескучее слово.
- Но! - высокомерно заметил Ионел Миря, поднимая указательный палец, сверкнувший брильянтом. - Прошу вас, домнуле Колесничук, выбирать выражения. Здесь не Советская власть, а земля его величества румынского короля Михая Транснистрия, и, если вам угодно, я позову полицаюл.
Меньше всего хотел Колесничук впутывать в это дело "полицаюла".
- Что же вам угодно, домнуле Миря? - тихо спросил Колесничук.
- Мирча Флореску, юрист, - поправил Миря.
- Пусть будет так. Какая разница! Что же вам угодно, господин Флореску?
- Я имею комиссию напомнить вам, что срок уплаты ваших векселей истекает в среду на будущей неделе, и я хочу знать: собираетесь вы платить или не собираетесь?
- Каких векселей? - сказал Колесничук, бледнея.
Вместо ответа Мирча Флореску, юрист, вынул из портфеля хорошо известные векселя фирмы "Мефодий Мунтяну и сыновья" и, отступив на шаг, издали показал их Колесничуку.
- Так они же бронзовые? - простодушно воскликнул Колесничук. - Вы же сами знаете, что они бронзовые. Я специально ходил в банк, и мне сказали, что они ненадежные. Я ничего не знаю. Пускай по ним платит Мефодий Мунтяну с сыновьями, а меня это не касается.
- Нет, касается, - сказал Мирча Флореску и снова выпустил из-под бровей два брильянтовых пучка прямо в глаза Колесничуку. - Вот ваша передаточная надпись - "Георгий Колесничук". Вы индоссант и, как таковой, ответственны за платеж по векселю. Может быть, в Советском Союзе это и не так, но в королевстве Румынии это еще, слава богу, так. Я вас предупредил. Буны зиуа!
С этими словами Ионел Миря - он же Мирча Флореску, юрист, - с достоинством вышел из магазина, обернувшись в дверях и на прощанье выпустив в Колесничука два молниеносных брильянтовых пучка.
Некоторое время Колесничук стоял неподвижно, будучи не в состоянии собрать, привести в порядок свои рассеявшиеся мысли и смятенные чувства. Вдруг страшная догадка мелькнула в его уме. Он бросился в чулан и принялся разрывать бумагу, в которую были упакованы штуки ленинградского трико. Только сверху оказалось некоторое незначительное количество мануфактуры. В основном же свертки были набиты газетной бумагой, тряпьем и кирпичами.
